"Как тебя понимать? - Понимать меня необязательно. Обязательно любить и кормить вовремя »(C)
Странное это чувство, когда под панцирем цинизма, равнодушия и боли чешется душа. Иногда слегка, только напоминая о своем существовании, иногда так, что, казалось бы, взяла бы нож и вырезала этот кровоточащий комок. Но не придумано еще тех ножей, которыми можно выскрести сгусток, сочящийся надеждой и сомнениями. Вот и зудит, ноет, просит чего-то еще живая, не желающая очерняться и ожесточаться субстанция.
И эти ночи... Черные, звездные небеса, сияние полной луны, чужая крыша...А напротив, как маячок, как огонек свечи в непроглядной тьме, окно. И даже пусть миллион окон горит, но вижу-то я только одно. Только оно манит и зовет. И тем сильнее манит, что понимаю - запретно. Понимаю разумом, который поставила слугой, вместо того, чтобы следовать порывам сердца, которое - вот неразумное - может завести снова в пучину отчаяния, боли и в ловушку.
И эта ночь ничем не отличалась от предыдущих. Может, только луна чуть ярче, может, звезды чуть ближе, да тоска, зверем гложущая сердце, чуть сильнее. И даже очередная жертва моей ночной охоты не смогла тогда развеять этого странного чувства, не уняла боли, не погасила свет, который вопреки всему продолжал искать брешь в броне, которую я натянула на лицо и на душу. И окно... И он, сидящий со спутницей на кухне... Такое мирное и теплое зрелище. Такое же теплое, как коньяк, который согревал изнутри, не помогая забыться и приглушить страдания. Да, ангелы тоже пьют коньяк и курят крепкие сигареты. И совершают безрассудства.
И крылья мои сами, с тихим шелестом расправились и поднесли меня к светящемуся прямоугольнику, за которым была чужая жизнь. И ладонь сама прислонилась к холодному стеклу. И никто - ни я, ни он, не ожидали того, что и с другой стороны, со стороны тепла и радости, тоже протянется ладонь и я словно бы воочию ощущу снова теплое и нежное прикосновение, как тогда, когда мой спаситель пожалел меня впервые...
Мгновение или вечность мы стояли вот так - ладонь в ладонь, разделенные всего лишь тонкой гранью стекла, а может, километрами мироздания... Но моя боль и недоверие не дремали. И, ведомая ими, я отпрянула, мазнув кончиками крыльев по хрупкой прозрачной поверхности и улетела в ночь, чтобы слиться со звездным небом, чтобы снова залатать кольчугу, которая почему-то дала трещины...
И эти ночи... Черные, звездные небеса, сияние полной луны, чужая крыша...А напротив, как маячок, как огонек свечи в непроглядной тьме, окно. И даже пусть миллион окон горит, но вижу-то я только одно. Только оно манит и зовет. И тем сильнее манит, что понимаю - запретно. Понимаю разумом, который поставила слугой, вместо того, чтобы следовать порывам сердца, которое - вот неразумное - может завести снова в пучину отчаяния, боли и в ловушку.
И эта ночь ничем не отличалась от предыдущих. Может, только луна чуть ярче, может, звезды чуть ближе, да тоска, зверем гложущая сердце, чуть сильнее. И даже очередная жертва моей ночной охоты не смогла тогда развеять этого странного чувства, не уняла боли, не погасила свет, который вопреки всему продолжал искать брешь в броне, которую я натянула на лицо и на душу. И окно... И он, сидящий со спутницей на кухне... Такое мирное и теплое зрелище. Такое же теплое, как коньяк, который согревал изнутри, не помогая забыться и приглушить страдания. Да, ангелы тоже пьют коньяк и курят крепкие сигареты. И совершают безрассудства.
И крылья мои сами, с тихим шелестом расправились и поднесли меня к светящемуся прямоугольнику, за которым была чужая жизнь. И ладонь сама прислонилась к холодному стеклу. И никто - ни я, ни он, не ожидали того, что и с другой стороны, со стороны тепла и радости, тоже протянется ладонь и я словно бы воочию ощущу снова теплое и нежное прикосновение, как тогда, когда мой спаситель пожалел меня впервые...
Мгновение или вечность мы стояли вот так - ладонь в ладонь, разделенные всего лишь тонкой гранью стекла, а может, километрами мироздания... Но моя боль и недоверие не дремали. И, ведомая ими, я отпрянула, мазнув кончиками крыльев по хрупкой прозрачной поверхности и улетела в ночь, чтобы слиться со звездным небом, чтобы снова залатать кольчугу, которая почему-то дала трещины...